История создания Центра

     Здравствуй, мой первый читатель!

Гуманная, творческая, независимая от чиновников педагогика хороша как образец, когда ты стал классиком, или когда ты материально независим от государственной заботы и опеки (интересно, когда это бывает?), тогда ты можешь себе позволить иметь талантливых учеников, делать всё, что считаешь главным, интересным и необходимым для их развития. Мне выпала доля начать свою педагогическую карьеру в скромной роли преподавателя виолончели в районной музыкальной школе, что в Новосибирском Академгородке. По окончании консерватории, я отказался от многих лестных предложений и пошёл работать туда сознательно, насмотревшись на адскую работу наших профессоров, годами исправлявших ошибки школьных учителей. Но это, так сказать, чистая идея, а привлёк меня сюда в первую очередь сам Академгородок, и если бы не он, очень и очень возможно, что я не решился бы на такой шаг.

       Зарплата мизерная, учеников мало, я хорошо их учу, они успешно выступают на концертах и конкурсах, я получаю грамоты, дипломы, и этим горжусь, конечно.

        Однажды я узнал, что один наш педагог обклеил свой туалет грамотами, которые получил за свою работу, и я обиделся. Не должно так поступать, неприлично это, сказал я ему, на что он заметил, что жить на ставку ещё неприличнее! Я с ним не согласен, победа есть победа, к тому же он знал, на что шёл, поступая на работу именно сюда, но по большому счёту всё-таки обидно, что ни полететь, ни поехать куда либо, я не могу. И не только в деньгах дело, я прикован к школьному расписанию как раб на галере, учебный год девять месяцев и не повернуть головы.

       Я вспоминаю свою мать, она тоже была зависима от годового цикла, по которому жила наша корова. Сена на зиму заготовить надо, летом пасти корову надо, к быку вести надо, телят принимать надо, налоги платить надо, масло и молоко сдавать надо, а на то, что остаётся после всех «надо» живёт наша семья! Но, что интересно, мать гордилась своим положением, потому что у других и этого не было.

        Итак, цикл, учебный год.

        Я работаю в школе, я люблю своих учеников, я отдаю им всё своё время, все свои силы, мне интересно и легко работается, мне легко живётся в Академгородке, я весел и счастлив, но когда я женился, вот тут-то и выяснилось, до чего же у меня крошечная зарплата! К сожалению, у жены в институте не намного больше. Появились дети, денег не хватает, частные уроки только у пианистов, моя прекрасная виолончель даже в высоких интеллектуальных кругах Академгородка мало кого привлекает, как инструмент домашнего музицирования.

      Детей в Академгородке много, а детских учреждений всего два: Клуб юных техников и музыкальная школа, и конкурс туда не то чтобы большой, а очень большой!

       Я начинаю давать частные уроки детям, которые объективно не могут поступить в музыкальную школу: плохо с музыкальным слухом, плохо с ритмом, плохо с музыкальной памятью, плохо со здоровьем.

       Я азартен, я нахожу способы работы с такими детьми, развиваю им и слух,

и ритм, и всё остальное, они успешно учатся музыке, мои материальные дела начинают постепенно поправляться, а я неожиданно для себя получаю колоссальный опыт по работе с проблемными детьми.

        Не забыть мне самых первых моих учениц, Аню и Юлю!

        Им было по четыре с половиной года, когда они пришли ко мне. Природа щедро одарила их всем необходимым для любых занятий, музыкальных в том числе, и после первого же прослушивания я приступил к работе с ними.

         Юля чёрненькая, худенькая, ум её острый, она мгновенно схватывает всё, что я ей говорю, Аня – рыжая, толстенькая и обидчивая. При малейшей неудаче она широко открывает рот и ревёт громким низким голосом, а слёзы её льются не вниз, как у всех, а вперёд!

          Некоторое время они привыкали ко мне, друг к дружке, и вот уже летят наши уроки, что твоя ракета!

          Для пользы дела я использую их характеры, например, Юля быстро запоминает устройство мажорной гаммы, и мы терпеливо ждём, когда Аня наревётся и включится в работу.

           К весне они самостоятельно строили и пели все мажорные и минорные гаммы, любые интервалы, пели по нотам массу несложных песенок. Юле нравились гаммы, в которых много бемолей или диезов, а поскольку она была лидером, то Ане некуда было деться, как тоже их полюбить.

           Я с удивлением наблюдаю за развитием моих малышек, радуюсь их успехам, но ни на секунду не снижаю ритм наших занятий. Весело и радостно мы решаем всё новые и новые задачи, я уверенно веду их в музыкальные кущи, но в то же время держу руку на пульсе, я чувствую ребёнка, я чувствую край, за который заходить нельзя, но, и не позволяю нудных повторений.

           Занимаясь с этими прекрасными детьми, я сделал своё первое открытие: а ведь боится-то педагог! Боится, что ученик не поймёт, не сможет, не запомнит, и в результате тянутся малоинтересные занятия, удушающие юное дарование, ребёнку же бояться нечего, он изначально чист и готов ко всему, что предложит ему учитель.

             Теперь я смело отдаю себе отчёт в том, что именно в процессе работы с этими талантливыми ученицами у меня проявился настоящий, глубокий интерес к ребёнку, как к неповторимой личности, к личности интересной во всех отношениях.

              Почти два года наших занятий пролетели, девчушкам исполнилось по шесть лет, и я показал их школьной комиссии на предмет поступления их в подготовительную группу музыкальной школы(!), такое правило: в первый класс принимаются только семилетние дети.

             Я ещё жил идеалами студенческого братства, был далёк от межклановых игрищ в коллективе, и как же я удивился, когда мои шестилетние дети построили и спели (по заданию директрисы) одна Фа-диез-минорную, гармоническую, а другая Ля-бемоль-мажорную гаммы с трезвучиями и обращениями этих трезвучий! Вдобавок девочки спели по учебнику сольфеджио с дирижированием(!) довольно сложные номера, написали неслабый диктант, а директриса, кстати, сама музыкант(!), сделала вид, что всё это вроде песенки «Жили у бабуси…», а мне так хотелось услышать от неё слова удивления и одобрения моей работы…

           Если честно, я никогда и нигде не видел такой подготовки, да её и не требуется! В подготовительную группу детей принимают как раз за тем, чтобы на протяжении года неторопливо ввести их в ритм будущих школьных занятий.

            Мне грустно было расставаться с моими ученицами и их родителями, отцы их были видными учёными, очень интересными людьми, а матери подкармливали продуктами из докторского стола заказов, был такой в Академгородке, так что при талонной системе и мои собственные дети питались очень даже неплохо!

             А я ещё раз скажу, что именно после этих двух «вундеркиндиц» мне легко и свободно работается с любыми детьми, будь то талантливые виолончелисты или дети-инвалиды, что самая главная проблема, проблема приятия ребёнка, как неповторимую личность, была мною решена раз и навсегда.

             Действительно, мне некогда вдаваться в медицинские подробности, передо мною маленький человечек, живой и не очень здоровый, а чаще очень не здоровый, я ему не нужен, ему хорошо и без меня, а вот мне он нужен! Я должен войти с ним контакт, уловить малейшую реакцию на совместное творчество, завязать с малышом диалог, и начать с ним миллиметр за миллиметром творить его здоровье, а заодно и его будущее. Я очень хочу помочь ему выйти на общую дорогу со своими здоровыми сверстниками и для этого делаю всё, что в моих силах и даже больше…

           Моя директриса человек расчётливый и холодный, она не хотела меня выделять и поощрять, но мы живём в Академгородке, и мои педагогические подвиги быстро становятся известны многим, в том числе и тем, у кого дети не совсем здоровые.

            Только что я закончил работу со своими талантливыми девчушками, как на мою голову свалилось новое испытание, меня стали уговаривать поработать с очень тяжёлой девочкой, она не говорит, плохо ходит, ничего не умеет, её не взяли в Москве, не взяли в Ленинграде…

            - А вы попробуйте, у вас получится, - уговаривали меня по телефону мамочки моих бывших учениц. И я согласился.

              Я пошёл в указанный дом, и то, что я увидел, и напугало, и сильно удивило меня. На полу, на коврике сидела худенькая девочка, только одни чёрненькие глазки и живые…

              Первая реакция – убежать и забыть, но я остался.

              Я посадил девочку рядом с собой за пианино, весело смотрю на неё и наигрываю простые песенки, девочка смотрит на меня, ударяет своими худенькими ручками по клавишам, а я поощряю её:

            - Можно, можно, играй!

             Так прошёл первый урок, второй, третий, а чуть позже она начала подпевать мне нечто невнятное, из этого нечто я постепенно получаю отчётливый звук, и звук этот совпадает с ноткой «фа». Ура, кричу я про себя, уж если ты попала на «фа», попадёшь и на «ми», что, в конце концов, и случилось.

              Я занимался с нею три раза в неделю, уроки были по полчаса, и девочка эти уроки успешно выдерживала, мало того, она ждала их, она радовалась моему приходу! Мы начали петь гласные звуки, потом отдельные слоги, а там и до простых слов рукой подать!

              Уроки постепенно усложняются, появляются ритмические упражнения. Мы прохлопываем простые ритмические рисунки, я с удивлением наблюдаю, как непросто ей хлопать вслед за мной: ручонки ей пока что подчиняются слабо…

              Наступает время, и я ввожу движения под музыку. Сначала мы маршируем вместе, а чуть позже она одна под мою музыку и мой одобряющий взгляд медленно вышагивает по квартире. Она ещё не попадает на сильную долю марша, но наступит день и она, к моей неописуемой радости попадёт ножкой на эту самую долю, а я крикнул про себя:

            - Ну, дорогая моя, теперь нам нужно только время и мы сделаем с тобой всё, чтобы ты выздоровела, - а сам начинаю играть вальс. Девочка продолжает маршировать, а на лице растерянность, она уловила смену музыки, она смотрит на меня, ища поддержки, я же, не отрываясь от пианино, одной рукой показываю ей круговое движение, и она поняла! Не то, чтобы красиво, но с удовольствием она делает круговые движения и ей нравится это делать! Смотрите, она уже принцесса! А я снова ставлю её в тяжёлое положение, я играю «полечку» и девочка снова в затруднении. Тут я призываю на помощь её маму, мама смущается, но начинает скакать, изображая зайчика. Девочка, глядя на маму, тоже начинает скакать как зайчик.

          Самое ценное для меня это её затруднения, они говорят мне, что мозги девочки работают, она творит! Она старается найти выход из трудных положений, она радуется своим успехам!

          В музыкальном букваре мы рассматриваем рисунки, начинаем изучать цвета различных предметов…

           Развитие мелкой моторики. Первое упражнение, какое приходит мне в голову – сжимание и разжимание кулачков. Девочка неловко сжимает и медленно разжимает кулачки, при этом каждый раз с интересом рассматривает свои ручонки, а у нас уже новое задание, мы сжимаем и разжимаем каждый пальчик. Я чётко называю пальчик, девочка пытается повторять за мной, а я подбадриваю её, не переставая. Нам весело, одно упражнение сменяет другое, а между ними пропевание новых слогов и повторение старых, и в центре всех этих событий – УСПЕХ, только успех! Неудачи пропускаю мимо, как бы не замечая их, а вот удачные моменты громко поощряю.

          В результате нашей интереснейшей работы мы выходим на простую канадскую песенку «Алуэтта, крошка Алуэтта…» девочка светится вся от радости, светится и её мама…

           После успешного выступления в качестве певицы, я усаживаю девочку за стол, прошу её маму подать нам блюдечко каши. Удивлённая мама выполняет мою просьбу, я помогаю девочке взять ложечку, зачерпнуть в неё кашку, помогаю поднести её к ротику…

          Взволнованная мамочка получает воспитательный урок, а уже через пару дней весело сообщает мне, что девочка уже ест кашку сама.

          На следующем уроке после успешного пения, я усаживаю девочку за стол, у нас цветные карандаши и бумага, мы рисуем дом, а когда нарисовали, нам нужно его вырезать и я прошу у мамы ножницы. На мамином лице опять испуг, но ножницы она нам даёт, я вкладываю ножницы в ручонки девочки, помогаю ей их держать, и она впервые в жизни с большими трудами, с сопеньем, начинает резать бумажку.

          Этими своими уроками я даю маме понять, что время её страхов прошло, что она должна как можно скорее включиться в привычную для любой матери работу по воспитанию своего ребёнка, что ребёнок этот уже готов ко всему, чему начнёт учить мама.

          Подходит к концу первый год моей работы с этой девочкой, ей уже пять с половиной лет. Мы гуляем с нею по комнате, называем предметы, которые встречаются на нашем пути, садимся за пианино, повторяем наши песенки, выходим в садик, там обходим кусты и цветы, называем их, считаем розы, пионы, считаем воробьёв и синичек, прилетела одна сорока, смотрим на небо, там есть солнышко, высоко плывут облака. Одно облако похоже на собачку, мы замечаем это и хохочем от радости, а по возвращении в дом берём букварь и начинаем знакомиться с буквами!

           Через два года я сдал родителям здоровую, говорящую девочку, получил свои последние двадцать пять рублей и в круговерти своей жизни почти забыл её. Но однажды мы встретились на улице, и я не поверил своим глазам: передо мной стояла красивая, весёлая девчонка с озорными глазами. Она рассказывает, что учится в английской школе в восьмом классе, а в музыкалке на гитаре в третьем, а я думаю, глядя на неё, как хорошо, что я не сбежал тогда, увидев ту страшненькую картинку! И тут я впервые задумался над её диагнозом: что же это такое у неё было, что ни в Москве, ни в Ленинграде ей не смогли помочь, невзирая на очень знаменитого папочку?

            Ещё раз я увидел её уже красивой женщиной, она приехала к маме в отпуск. Мы разговорились, и я узнал, что она окончила университет, аспирантуру, живёт в Париже, у неё интересная работа и двое чудесных детей.

             Ваш Алексей Бороздин.

 

информация с сайта: http://borozdin.academ.org/center-borozdina/history